Неточные совпадения
И точно, такую панораму вряд ли где еще удастся мне видеть: под нами лежала Койшаурская долина, пересекаемая Арагвой и другой речкой, как двумя серебряными нитями; голубоватый туман скользил по ней, убегая
в соседние теснины от
теплых лучей утра; направо и налево гребни гор, один выше другого, пересекались, тянулись, покрытые снегами, кустарником; вдали те же горы, но хоть бы две скалы, похожие одна на другую, — и все эти снега горели румяным блеском так весело, так ярко, что кажется, тут бы и остаться
жить навеки; солнце чуть показалось из-за темно-синей горы, которую только привычный глаз мог бы различить от грозовой тучи; но над солнцем была кровавая полоса, на которую мой товарищ обратил особенное внимание.
Тут втягивает; тут конец свету, якорь, тихое пристанище, пуп земли, трехрыбное основание мира, эссенция блинов, жирных кулебяк, вечернего самовара, тихих воздыханий и
теплых кацавеек, натопленных лежанок, — ну, вот точно ты умер, а
в то же время и
жив, обе выгоды разом!
А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, — что
в болезни этой и всегда бывает: «
Живешь, дескать, ты, дармоедка, у нас, ешь и пьешь, и
теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь, когда и ребятишки-то по три дня корки не видят!
Лариса. Лжете. Я любви искала и не нашла. На меня смотрели и смотрят, как на забаву. Никогда никто не постарался заглянуть ко мне
в душу, ни от кого я не видела сочувствия, не слыхала
теплого, сердечного слова. А ведь так
жить холодно. Я не виновата, я искала любви и не нашла… ее нет на свете… нечего и искать. Я не нашла любви, так буду искать золота. Подите, я вашей быть не могу.
— Сойдите на двор, там
в пекарне русские плотники
тепло живут.
Самгин не видел на лицах слушателей радости и не видел «огней души»
в глазах жителей, ему казалось, что все настроены так же неопределенно, как сам он, и никто еще не решил — надо ли радоваться?
В длинном ораторе он тотчас признал почтово-телеграфного чиновника Якова Злобина, у которого когда-то
жил Макаров. Его «ура» поддержали несколько человек, очень слабо и конфузливо, а сосед Самгина, толстенький,
в теплом пальто, заметил...
Однажды Самгин стоял
в Кремле, разглядывая хаотическое нагромождение домов города, празднично освещенных солнцем зимнего полудня. Легкий мороз озорниковато пощипывал уши, колючее сверканье снежинок ослепляло глаза; крыши, заботливо окутанные толстыми слоями серебряного пуха, придавали городу вид уютный; можно было думать, что под этими крышами
в светлом
тепле дружно
живут очень милые люди.
Удивительна была каменная тишина
теплых, лунных ночей, странно густы и мягки тени, необычны запахи, Клим находил, что все они сливаются
в один — запах здоровой, потной женщины.
В общем он настроился лирически,
жил в непривычном ему приятном бездумье, мысли являлись не часто и, почти не волнуя, исчезали легко.
Остальной день подбавил сумасшествия. Ольга была весела, пела, и потом еще пели
в опере, потом он пил у них чай, и за чаем шел такой задушевный, искренний разговор между ним, теткой, бароном и Ольгой, что Обломов чувствовал себя совершенно членом этого маленького семейства. Полно
жить одиноко: есть у него теперь угол; он крепко намотал свою жизнь; есть у него свет и
тепло — как хорошо
жить с этим!
По приходе
в Англию забылись и страшные, и опасные минуты, головная и зубная боли прошли, благодаря неожиданно хорошей для тамошнего климата погоде, и мы,
прожив там два месяца, пустились далее. Я забыл и думать о своем намерении воротиться, хотя адмирал, узнав о моей болезни, соглашался было отпустить меня. Вперед, дальше манило новое. Там,
в заманчивой дали, было
тепло и ревматизмы неведомы.
Весело и бодро мчались мы под
теплыми, но не жгучими лучами вечернего солнца и на закате, вдруг прямо из кустов, въехали
в Веллингтон. Это местечко построено
в яме, тесно, бедно и неправильно. С сотню голландских домиков, мазанок, разбросано между кустами, дубами, огородами, виноградниками и полями с маисом и другого рода хлебом. Здесь более, нежели где-нибудь,
живет черных. Проехали мы через какой-то переулок, узенький, огороженный плетнем и кустами кактусов и алоэ, и выехали на большую улицу.
Это было для нас непоправимым несчастьем.
В лодке находилось все наше имущество:
теплая одежда, обувь и запасы продовольствия. При себе мы имели только то, что могли нести: легкую осеннюю одежду, по одной паре унтов, одеяла, полотнища палаток, ружья, патроны и весьма ограниченный запас продовольствия. Я знал, что к северу, на реке Един, еще
живут удэгейцы, но до них было так далеко и они были так бедны, что рассчитывать на приют у них всего отряда нечего было и думать.
Я не прерывал его. Тогда он рассказал мне, что прошлой ночью он видел тяжелый сон: он видел старую, развалившуюся юрту и
в ней свою семью
в страшной бедности. Жена и дети зябли от холода и были голодны. Они просили его принести им дрова и прислать
теплой одежды, обуви, какой-нибудь еды и спичек. То, что он сжигал, он посылал
в загробный мир своим родным, которые, по представлению Дерсу, на том свете
жили так же, как и на этом.
И идут они, люди сказывают, до самых
теплых морей, где
живет птица Гамаюн сладкогласная, и с дерев лист ни зимой не сыплется, ни осенью, и яблоки растут золотые на серебряных ветках, и
живет всяк человек
в довольстве и справедливости…
Подобно своим четвероногим сородичам, он чрезвычайно любит забиваться
в пещеры и
жить в них не только зимой, но даже и
в теплое время года.
Хозяин и гости пошли на псарный двор, где более пятисот гончих и борзых
жили в довольстве и
тепле, прославляя щедрость Кирила Петровича на своем собачьем языке.
Снегурочка, обманщица,
живи,
Люби меня! Не призраком лежала
Снегурочка
в объятиях горячих:
Тепла была; и чуял я у сердца,
Как сердце
в ней дрожало человечье.
Любовь и страх
в ее душе боролись.
От света дня бежать она молила.
Не слушал я мольбы — и предо мною
Как вешний снег растаяла она.
Снегурочка, обманщица не ты:
Обманут я богами; это шутка
Жестокая судьбы. Но если боги
Обманщики — не стоит
жить на свете!
Вообще сестрицы сделались чем-то вроде живых мумий; забытые, брошенные
в тесную конуру, лишенные притока свежего воздуха, они даже перестали сознавать свою беспомощность и
в безмолвном отупении
жили, как
в гробу,
в своем обязательном убежище. Но и за это жалкое убежище они цеплялись всею силою своих костенеющих рук.
В нем, по крайней мере, было
тепло… Что, ежели рассердится сестрица Анна Павловна и скажет: мне и без вас есть кого поить-кормить! куда они тогда денутся?
Выбился
в люди А. М. Корин, но он недолго
прожил — прежняя ляпинская жизнь надорвала его здоровье. Его любили
в училище как бывшего ляпинца, выбившегося из таких же, как они сами,
теплой любовью любили его. Преклонялись перед корифеями, а его любили так же, как любили и А. С. Степанова. Его мастерская
в Училище живописи помещалась во флигельке, направо от ворот с Юшкова переулка.
Выпитые две рюмки водки с непривычки сильно подействовали на Галактиона. Он как-то вдруг почувствовал себя и
тепло и легко, точно он всегда
жил в Заполье и попал
в родную семью. Все пили и ели, как
в трактире, не обращая на хозяина никакого внимания. Ласковый старичок опять был около Галактиона и опять заглядывал ему
в лицо своими выцветшими глазами.
Всё лето, исключая, конечно, непогожие дни, я
прожил в саду,
теплыми ночами даже спал там на кошме [Кошма — большой кусок войлока, войлочный ковер из овечьей или верблюжьей шерсти.], подаренной бабушкой; нередко и сама она ночевала
в саду, принесет охапку сена, разбросает его около моего ложа, ляжет и долго рассказывает мне о чем-нибудь, прерывая речь свою неожиданными вставками...
Эти юрты сделаны из дешевого материала, который всегда под руками, при нужде их не жалко бросить;
в них
тепло и сухо, и во всяком случае они оставляют далеко за собой те сырые и холодные шалаши из коры,
в которых
живут наши каторжники, когда работают на дорогах или
в поле.
Старшие чиновники
живут в хороших казенных квартирах, просторных и
теплых, держат поваров и лошадей, а те, что чином пониже, нанимают квартиры у поселенцев, занимая целые дома или отдельные комнаты с мебелью и всею обстановкой.
Самец с самкою
живут вместе, не изменяя друг другу, понимаются же они с наступлением совершенно
теплой погоды
в конце апреля или
в начале мая.
— Здесь у вас
в комнатах
теплее, чем за границей зимой, — заметил князь, — а вот там зато на улицах
теплее нашего, а
в домах зимой — так русскому человеку и
жить с непривычки нельзя.
Здесь он вывернулся с первого раза, потому что поступил
в приисковые шорники: и работа нетрудная, да и
жил он все время
в тепле.
И зачем он ушел тогда с фабрики —
жил бы теперь
в тепле,
в сухе и без заботы.
Живет эта Катря
в светле да
в тепле и никакого горя не знает, а она, Наташка, муку-мученическую на проклятой фабрике принимает.
Прощались они с Полинькою самым
теплым, самым задушевным образом, даже давали друг другу советы, как
жить в Москве.
Иногда
в таком доме обитает какой-нибудь солдат, занимающийся починкою старой обуви, и солдатка, ходящая на повой. Платит им жалованье какой-то опекун, и
живут они так десятки лет, сами не задавая себе никакого вопроса о судьбах обитаемого ими дома. Сидят
в укромной
теплой каморке, а по хоромам ветер свищет, да бегают рослые крысы и бархатные мышки.
До приезда Женни старик
жил, по собственному его выражению, отбившимся от стада зубром: у него было чисто,
тепло и приютно, но только со смерти жены у него было везде тихо и пусто. Тишина этого домика не зналась со скукою, но и не знала оживления, которое снова внесла
в него с собою Женни.
В своей чересчур скромной обстановке Женни, одна-одинешенька, додумалась до многого.
В ней она решила, что ее отец простой, очень честный и очень добрый человек, но не герой, точно так же, как не злодей; что она для него дороже всего на свете и что потому она станет
жить только таким образом, чтобы заплатить старику самой
теплой любовью за его любовь и осветить его закатывающуюся жизнь. «Все другое на втором плане», — думала Женни.
— Прекрасная мысль, — подхватила Мари. — Он
живет в самом этом grand monde и тебе все узнает. Он очень
тепло и приязненно тебя вспоминал, когда был у нас.
Вы не смотрите на меня, что я дорожу предрассудками, держусь известных условий, добиваюсь значения; ведь я вижу, что я
живу в обществе пустом; но
в нем покамест
тепло, и я ему поддакиваю, показываю, что за него горой, а при случае я первый же его и оставлю.
К чему эта дешевая тревога из пустяков, которую я замечаю
в себе
в последнее время и которая мешает
жить и глядеть ясно на жизнь, о чем уже заметил мне один глубокомысленный критик, с негодованием разбирая мою последнюю повесть?» Но, раздумывая и сетуя, я все-таки оставался на месте, а между тем болезнь одолевала меня все более и более, и мне наконец стало жаль оставить
теплую комнату.
— Что жалеть-то! Вони да грязи мало, что ли, было? После постоялого-то у меня тут другой домок, чистый, был, да и
в том тесно стало. Скоро пять лет будет, как вот эти палаты выстроил.
Жить надо так, чтобы и светло, и
тепло, и во всем чтоб приволье было. При деньгах да не
пожить? за это и люди осудят! Ну, а теперь побеседуемте, сударь, закусимте; я уж вас от себя не пущу! Сказывай, сударь, зачем приехал? нужды нет ли какой?
— Какое же дело! Вино вам предоставлено было одним курить — кажется, на что статья подходящая! — а много ли барыша нажили! Побились, побились, да к тому же Дерунову на поклон пришли — выручай! Нечего делать — выручил! Теперь все заводы
в округе у меня
в аренде состоят. Плачу аренду исправно, до ответственности не допущаю — загребай помещик денежки да
живи на
теплых водах!
— А крестьяне покудова проклажались, покудова что… Да и засилья настоящего у мужиков нет: всё
в рассрочку да
в годы — жди тут! А Крестьян Иваныч — настоящий человек! вероятный! Он тебе вынул бумажник, отсчитал денежки — поезжай на все четыре стороны! Хошь —
в Москве, хошь —
в Питере, хошь — на
теплых водах
живи! Болотце-то вот, которое просто
в придачу, задаром пошло, Крестьян Иваныч нынче высушил да засеял — такая ли трава расчудесная пошла, что теперича этому болотцу и цены по нашему месту нет!
То же самое должно сказать и о горохах. И прежние мужицкие горохи были плохие, и нынешние мужицкие горохи плохие. Идеал гороха представлял собою крупный и полный помещичий горох, которого нынче нет, потому что помещик уехал на
теплые воды. Но идеал этот
жив еще
в народной памяти, и вот, под обаянием его, скупщик восклицает: «Нет нынче горохов! слаб стал народ!» Но погодите! имейте терпение! Придет Карл Иваныч и таких горохов представит, каких и во сне не снилось помещикам!
Эти мысли казались ей чужими, точно их кто-то извне насильно втыкал
в нее. Они ее жгли, ожоги их больно кололи мозг, хлестали по сердцу, как огненные нити. И, возбуждая боль, обижали женщину, отгоняя ее прочь от самой себя, от Павла и всего, что уже срослось с ее сердцем. Она чувствовала, что ее настойчиво сжимает враждебная сила, давит ей на плечи и грудь, унижает ее, погружая
в мертвый страх; на висках у нее сильно забились
жилы, и корням волос стало
тепло.
Тот же голос твердит ей: «Господи! как отрадно, как
тепло горит
в жилах молодая кровь! как порывисто и сладко бьется
в груди молодое сердце! как освежительно ласкает распаленные страстью щеки молодое дыханье!
Вообще же существуют два совершенно различные мнения про этот страшный бастион: тех, которые никогда на нем не были, и которые убеждены, что 4-й бастион есть верная могила для каждого, кто пойдет на него, и тех, которые
живут на нем, как белобрысенький мичман, и которые, говоря про 4-й бастион, скажут вам, сухо или грязно там,
тепло или холодно
в землянке и т.д.
Мы сидим на корме,
теплая лунная ночь плывет навстречу нам, луговой берег едва виден за серебряной водою, с горного — мигают желтые огни, какие-то звезды, плененные землею. Все вокруг движется, бессонно трепещет,
живет тихою, но настойчивой жизнью.
В милую, грустную тишину падают сиповатые слова...
— Ладно-о, она меня —
в дворники, я к ней —
в любовники, и
жил около ее
теплого хлеба года с три время…
Он любил этот миг, когда кажется, что
в грудь голубою волною хлынуло всё небо и по
жилам трепетно текут лучи солнца, когда
тёплый синий туман застилает глаза, а тело, напоённое пряными ароматами земли, пронизано блаженным ощущением таяния — сладостным чувством кровного родства со всей землёй.
Вскоре после того, как пропала мать, отец взял
в дом ласковую слободскую старушку Макарьевну, у неё были ловкие и
тёплые руки, она певучим голосом рассказывала мальчику славные жуткие сказки и особенно хорошо длинную историю о том, как
живёт бог на небесах...
Она
жила, точно кошка: зимою любила сидеть
в тёплых темноватых уголках, летом пряталась
в тени сада. Шила, вязала, мурлыча неясные, однообразные песни, и, начиная с мужа, всех звала по имени и отчеству, а Власьевну — тётенькой.
Я серьезно раздумался на эту благодарную тему и даже чувствовал какое-то приятное ожесточение: и
живите в светлых, высоких,
теплых и сухих комнатах, смотрите
в большие светлые окна, а я буду отсиживаться
в своей конуре, как цепная собака, которая когда-нибудь да сорвется с своей цепи.
Итак, все породы рыб могут
жить в одной и той же реке, если течение ее продолжительно, только одни выше, где вода холоднее и чище, а другие ниже, где вода
теплее и мутнее:
в этом убедиться нетрудно, исследовав течение какой-нибудь порядочной реки.
Не все породы рыб могут
жить в одной и той же температуре воды: для одних нужна чистая, быстрая и холодная вода, для других — более
теплая, тихая и даже стоячая, имеющая дно иловатое и тинистое.